В одном из уголков Усманского бора есть небольшая поляна, бывший горельник. Сосны по буграм вокруг него еще хранят следы низового пожара — кора у подложим черная, в трещинах. Дорога рядом, но сюда почти никто не заглядывает: место не ягодное, не грибное, не цветочное. В апреле только сон-трава постоит немного, и больше ничего. Зато здесь каждую весну поют все дрозды, на июньских долгих зорях на высокие сосны слетаются горлицы, барсук все никак не доковыряет последние источенные пни.
Сквозь кроны еще виден румянец заката, но уже теряет краски и темнеет стена леса вокруг. Не шевельнет листочком осина. Птиц дневных уже не слышно, вот-вот козодои начнут свой вечерний концерт, но еще раньше их сюда прилетают летучие мыши. Они всегда появляются внезапно и беззвучно, словно материализуясь из густеющих сумерек, и начинают, не сбавляя скорости, кружить вровень с макушками сосен. А в те же минуты с деревьев, с травы, с земли в воздух поднимается неисчислимая крылатая рать: разные бабочки, жуки и жучишки, комары и комарики.
Рывками носятся над поляной крылатые, куцые силуэты. Каждый рывок — схваченная добыча. Если затаить дыхание, то иногда слышно, как зверек с легким хрустом торопливо пережевывает на лету какого-то жука. При таком обилии добычи, да еще почти засветло, видимо, нет необходимости применять свои знаменитые эхолокаторы. К тому же почти все эти ночные насекомые довольно шумливы в полете: жужжат, гудят, звенят, пищат, и тонкий слух летучих мышей ловит и слабый звон крыльев, и легкое жужжание.
Одна за другой зажигаются звезды. Приветствуя их, захлопали крыльями козодои, постепенно лесная тишина заполнилась пиликаньем длинноусых кузнечиков, светлячки замигали зеленоватыми фонариками под кустами опушки; по тропинке у самых ног молчком шлепает, выбравшись из земли, чесночница, кто-то из настоящих мышей попискивает в траве. Отвлеченный всем этим лишь на несколько минут, удивляешься: а где же летучие мыши?
Первая вечерняя охота кончилась. Как ни коротка летняя ночь, но и ее вполне хватает, чтобы утолить голод и накормить детеныша. Пока он мал, мать носит его на себе. Но когда мышонок подрастает, с ним уже трудно летать на охоту и его оставляют либо дома, либо на соседнем дереве. Такому подростку, который сам еще не может летать и охотиться, уже мало материнского молока, и мать поступает так же, как ласточки, зяблики, мухоловки: она ловит и носит детенышу самых маленьких бабочек, жучков, комариков. И так же, как птицы, оба не теряют друг с другом звуковой связи, только для нашего уха эти звуки, что и радиоволны: 7 каждой пары свои позывные.
Однажды в северных Кызылкумах в старом мавзолее: на древнем русле Сырдарьи я нашел колонию летучих мышей. Не вечерниц, а поздних кожанов, которые и тут не редкость. Широкая трещина в стене была битком набита их телами. Я взял сидевшего с края детеныша, похоже, уже самостоятельного, и не стал тревожить всю общину. Пока светило солнце, он вел себя очень тихо и смиренно, прицепленный к тёплой стенке палатки. Летучий мышонок без особого аппетита, однако очень и очень тщательно пережевывал пойманных мух и вновь засыпал. Иная картина стала наблюдаться уже после захода солнца: мышонок шустро стал лазать по брезенту, улепётывал на улицу и побежал – именно побежал прочь, а не пошёл, на своих четырех лапках по твердой, скользкой глине. На его пути как раз виднелась норка суслика, в которую мышонок кувыркнулся и исчез. Уже через несколько секунд над этой норкой закружила снижающейся по спирали взрослая мама мышь. Приземлившись на самый край входа, летучая мышь также юркнула в норку и мгновенно вылезла оттуда.
Слегка припадая к земле, мышь заковыляла к палатке, подтянулась по скату, и без видимых усилий взлетела. Детёныш висел под ней, крепко прицепившись к маме. Конечно же, она нашла и узнала мышонка по голосу. Однако я сидел совсем близко к этому действу: все видел, но не слышал ни единого звука!
Ну, а наши вечерницы вылетят на вторую охоту перед утром, быстро наедятся и снова все вместе на весь день в дупло. Таких дупел у мышиной общины два-три, а то и больше. В каждом проводят несколько дней подряду потом будто забывая о нем надолго. Эти дневные убежища и искать не надо. Как гнезда дятла и вертишейки выдают сидящие в них. птенцы, так летучие мыши сами выдают свой дом. Днем зверьки довольно шумливы: из отверстия дупла все время слышны возня, писк, стрекотание, то ли чиханье, то ли фырканье. Будто ссорятся там, или душно им без вентиляции. И эти тихие звуки слышны метров за сто.
Возвращаясь весной с зимовок, вечерницы поселяются только в своих убежищах, если они целы. Одно дупло в дубе я знаю как дом вечерниц уже лет тридцать. А зимовать, улетают от нас вечерницы, как и перелетные птицы, туда,, где тепло. Но загадка их перелетов еще более таинственна,, о них наука еще не знает ничего, кроме сроков и мест.
Похожие записи
Комментариев нет
Оставить комментарий или два