Правила перелётов кочевых птиц

Путешественников всех времен поражала такая способность туземных проводников. Много лет назад на Северном Устюрте наш небольшой отряд оказался в затруднительном положении. Над ровной-ровной степью низко нависли пришедшие с Каспия сплошные тучи. Ни бугорка, ни старого мавзолея, ни караванной тропы — ничего до самого горизонта. Нет дороги. Один из рабочих, всегда жизнерадостный старик-казах, уверенно махнул рукой: «Там Минжилки саксаул». Через два часа езды на полуторке забелели в степи между редкими кустиками саксаула конские скелеты. В переводе урочище так и называлось «Саксаул тысячи жеребцов». Когда-то здесь во время джута погибли большие байские табуны.

Я спросил Беркута, часто ли он бывает в этих местах. «Один раз проезжал, может, сорок лет прошло». Он и потом не раз удивлял нас: как бы далеко мы ни уезжали от его аула, он всегда точно показывал, где дом. А ведь он ни разу не видел свою степь с большей высоты, чем высота коня.

Птицы же на перелетах очень редко летят низко над землей. Большинство их, особенно те, кто чаще подвергается опасности нападения, летят ночами и летят высоко, поднимаясь на километр и выше. Не для того, конечно, чтобы лучше видеть звезды и по ним прокладывать свой курс, а для того, чтобы лучше видеть поверхность своей планеты, чтобы видеть сразу целые ландшафты: большие леса, горы, реки, города. Ведь и в безлунные ночи земля достаточно освещена, чтобы различать местность.

Есть места, где каждый год, как через невидимые ворота, летит стая за стаей, не отклоняясь в сторону, следуя каким-то приметам на местности. Между различными видами птиц нет пространственной изоляции, и во время перелетов на одной дороге могут находиться несколько видов, родственно близких и далеких. Многие воспринимают чужие звуковые сигналы и правильно понимают их значение, хотя и не могут воспроизводить их сами. И слышат птицы, может быть, еще лучше, чем видят. По крайней мере, опытный птицелов знает, как начинает волноваться манная птица в клетке задолго до того, как он сам увидит и услышит летящую стаю. Птичьи голоса — это тоже маяки на путях перелета.

Возвращение на родину — правило для большинства птиц. Сколько раз находил я гнезда горлицы, серой мухоловки, мельничка, зеленушки в одном и том же месте два-три года подряд, хотя за зиму от прежних и намека не оставалось. Сколько раз по песне узнавал соловья, певчего дрозда, пересмешку, вернувшихся на прежнее место. Но есть птицы, для которых правилом стало невозвращение. Белокрылые крачки, розовые скворцы что ни год меняют места своих колоний — настолько они опустошают всю округу, выкармливая птенцов, что дают время восстановиться кормам. Но колонии грачей, серых цапель, береговушек могут служить примером постоянства птичьей привязанности к месту, где родились.

Одни летят молча, молчаливее самых молчаливых, другие на всем перелетном пути поют, словно у гнезда. В перелетных весенних стайках самцов пеночек-весничек каждый на отдыхе поет, каждый токует, хотя поблизости нет ни одной самки. Токую на пролете на донских, воронежских лугах красавцы-турухтаны, хотя самок в их огромных стаях не видно. Кукушка, не долетев до места, наверное, ни звука не издает, если только где-нибудь на отдыхе не изведут обнаружившие ее дрозды, зяблики, синицы. Тогда желтоглазая птица с досады скажет негромко «у-а-а-ку-ку» и улетит, петляя между стволами.

Летят к нам птицы выращивать новое поколение. Ведь самим-то и двенадцатичасового дня достаточно, чтобы прожить, но чтобы накормить весь выводок, этого времени мало. Да и тесновато там, где они зимовали, чтобы иметь собственный участок. И летят птицы в большой день, на свободную землю.

Автор: Леонид Николаев.