Вода — колыбель лесной жабы

Паники не было. Но для беспокойства и любопытства повод был достаточный. Утром жители прибрежных улиц были поражены нашествием маленьких жаб. На город, на лесные кручи правобережья двинулись миллионные-полчища жабят, короткими скачками прыгавших только в одном направлении, прочь от воды, где начиналась их жизнь,, где они стали четвероногими.

Почти месяц назад черные, юркие головастики превратились в малюсеньких бесхвостых жабят, каждый из которых был ростом чуть больше мухи. Потеряв хвост и приобретя ноги, они стали сухопутными животными, которым в воде, в их колыбели, делать было нечего. Но и сушей они овладеть не могли: над землей свирепствовала засуха. Сушь и жара взъерошили пересохшую лесную подстилку. Даже ночами у воды, на лугу не было росы. Жабята не могли отойти от берега, потому что рискнувший на дальнее путешествие высох: бы в начале пути.

Инстинкт повелевал ждать.

Тем более, что корма вокруг хватало на всех с избытком, и малыши за месячное сиденье-выросли чуть ли не втрое. Местами их было столько, что-между крошечными телами не было видно земли. И узнать, приблизительно их число можно было лишь тогда, когда только готовились к выходу на берег, выстроившись широкой лентой: на границе воды и суши.

Но вот одна за другой загремели грозы, в которых было больше огня, грома, пыли и ветра, а ночной дождь Смочил землю, увлажнил воздух. И безмолвная жабья рать сразу пришла в движение. Набрав про запас воды (есть у них такое место в организме), начали они «великое переселение», выбирая путь вдоль дождевых потоков, мчавшихся с бугра. Шагая, прыгая, карабкаясь на отвесные ступени, обрывчики, стены, штурмовали высоту безобидные полчища. Они поднялись в город: по сырому асфальту, по газонам, в садах и огородах скакали и скакали невозмутимые маленькие жабы.

Путь был пройден огромный. На четвертый день передовые встречались уже в двух километрах от воды. Прошел еще день, другой, и, словно дым, растаяли, исчезли легионы, рассеявшись окрест.

Подобную картину можно было бы назвать нашествием, по без неприятных последствий. И такие нашествия в засушливые годы не редкость, иногда они случаются дважды в лето. Вода — колыбель, а суша отныне дом. Здесь пища, здесь убежища, здесь найдется место, где перезимовать: подвал, подполье, чья-то нора, глубокая яма, куда не доберется мороз. Жабы ведь не лягушки, бодрствуют всю зиму.

Сколько раз долгими январскими вечерами слышал я их негромкие, минорные трели из-под пола на лесном кордоне, -в сельских домах. В темноте они осмеливались через мышиные лазы, через ходы подпечья выбираться наверх, в комнату и чем-то тут промышлять. Жаба может быть незаменимым комнатным животным. Лучшего истребителя тараканов, мокриц и других, подобных им захрсбетников-«квар-тираптов», не найти. У меня долго жила жаба, которая после того, как прихлопнула последнего таракана, в короткий срок навела «порядок» в нескольких квартирах моих знакомых. И никакой химии.

Днем она сидела под кухонным столом в блюдце с водой или на сырой тряпке под ванной, а как только выключали свет, неслышно шла к тараканьей лазейке (находила она ее безошибочно и быстро) и прихлопывала рыжих или черных своим клейким языком одного за другим. Промахов не было. Утром, раздувшись чуть не вдвое, уже лежала на своем месте. Тише, скромнее, покорнее жабы, по-моему, животных нет. У нее и выражение какое-то беззлобное, благодушное и задумчивое. А у озерной лягушки, когда на нее ни посмотри, все подчеркивает совсем другой характер.

Жабы знают, как пахнет чистая вода, и легко находят ее по запаху, если она им нужна для того, чтобы утолить жажду. Пить они не пьют, но, посидев в воде, стряхнув на себя несколько капель росы или полежав на мокром песке, жаба утоляет жажду. За двадцать шагов жаба безошибочно находила небольшую-мисочку с водой. А к большой воде (иногда просто к большой луже) они возвращаются нескоро, — через четыре, а то и пять лет, когда приходит их время дать жизнь новому поколению.

Во внешности зеленой жабы нет ничего отталкивающего. Правда, перед линькой она выглядит немного чумазой. Но зато когда она сбросит старую, потертую, грязную кожицу, несколько часов ее можно называть красивой. На светло-сером фоне множество темно-зеленых крупных пятен, между ними мелкие алые пятнышки, почти точки. На лапах серый цвет заменен почти белым. Зеленые пятна на голове создают неповторимый, у каждого животного свой, узор. Взгляд золотистых с овальным зрачком глаз придает жабе выражение постоянной задумчивости. А куда же девается старая кожа? Никогда никто не видел сброшенной, заскорузлой жабьей кожицы, потому что всю ее, даже с кончиков пальцев, жаба съедает.

Жаба — существо ночное.

Лишь в конце лета иногда днем выбирается погреться па солнышке возле своего убежища. Этим убежищем может быть своя собственная нора. Копает ее жаба довольно оригинально: передними лапами царапает грунт и нагребает его себе под мышки. А потом, будто готовясь к сильному прыжку, засовывает под передние ноги задние растопыренные лапы и отбрасывает две щепотки назад. Отдыхает и готовит следующую порцию, Медленно, методично, размеренно.

Внешность жабы миролюбива, но это самый настоящий хищник. Добыча хищника — уховертки, жуки, клопы, пауки, мокрицы и прочие бегающие многоногие твари. А вот с ползающими у, жабы получается осечка. Дождевого червя, а особенно слизня, которых так ловко берет чесночница, жабе никак не подцепить. Хлопнет она языком слизня по спине раз, хлопнет другой, а он даже и не поежится. Жаба быстро понимает бесплодность попыток, и йотом хоть всю ночь ползай перед ней слизни, она не обратит на них внимания. Но зато многое, несъедобное с птичьей точки зрения, уплетает единым духом.

Автор: Леонид Николаев.